Зачем?
Мира пожала плечами:
– При столь отрывочных, неконкретных сведениях трудно выделить единственную мотивировку. Первым приходит на ум самое очевидное: женщина не видела иного способа самоутвердиться, кроме секса. Сам половой акт она либо обожает, либо презирает.
Это звучало интригующе.
– Если ненавидишь половой акт, зачем становиться проституткой?
– Ради наказания.
– Самой себя?
– И себя, и близких.
Такая мысль не приходила Еве в голову. Она снова вспомнила о дневнике Шерон и подумала, что надо добраться до него как можно скорее.
– Ее убили, доктор. Жестокое, извращенное убийство, связанное с сексом и отмеченное неповторимым почерком. Убийца снял на видеокамеру процесс умерщвления, предварительно обманув бдительность современной системы охраны.
Запись подбросил следователю, а на месте преступления оставил хвастливую записку. Как по-вашему, что представляет собой убийца?
– Маловато информации, – пожаловалась Мира, но Ева поняла, что завладела ее вниманием. – Судя по всему, он изобретателен, любит строить планы и наблюдать их воплощение. Самоуверен – возможно, до самодовольства. Говорите, неповторимый почерк? Вероятно, преступник испытывает желание оставить некий след, продемонстрировать ловкость, хитроумие. Ну-ка, используйте свой талант наблюдателя и дедуктивные способности, лейтенант: он получал наслаждение от убийства?
– Да! Думаю, он не просто наслаждался, а упивался.
Мира кивнула:
– Значит, обязательно захочет повторения удовольствия.
– Это уже произошло. Два убийства, с разрывом не более недели. Боюсь, он не стерпит и скоро совершит третье.
– Наверное. – Мира невозмутимо прихлебывала чай, словно речь шла о модах последнего весеннего сезона. – Есть ли между двумя убийствами какая-либо связь – кроме автора и метода?
– Секс, – коротко бросила Ева.
– Так… – Мира наклонила голову. – При всем прогрессе технологий, несмотря на потрясающие достижения в генетике, мы по-прежнему не в состоянии контролировать людские достоинства и пороки. Возможно, мы слишком гуманны, чтобы позволить себе вторжение в эти деликатные сферы. Человеческому духу жизненно необходимы страсти. К сожалению, иногда страсти принимают уродливые формы. Секс и насилие – некоторые до сих пор находят это сочетание естественным.
Она встала и отнесла чашки в раковину.
– Хотелось бы узнать об этом человеке побольше, лейтенант. Если вам понадобится его психологический портрет, надеюсь, вы обратитесь ко мне.
– Расследование проводится по пятой категории.
Мира оглянулась.
– Понимаю…
– Но если нам не удастся его сцапать до того, как он нанесет следующий удар, я думаю, что смогу обойти запрет.
– Я к вашим услугам.
– Спасибо.
– И последнее, Ева. Я хочу, чтобы вы поняли: даже у сильных, самостоятельных женщин всегда есть слабые места. Не надо их бояться.
Ева выдержала взгляд психиатра, не опустив глаз.
– Меня ждет работа.
После проверки у Евы дрожали ноги и руки.
Она никак не могла успокоиться и в результате агрессивно повела себя с осведомителем, чуть было не выпустив из рук ниточку по делу о запрещенных психотропных химикатах. В департамент полиции она вернулась не в лучшем расположении духа. Вестей от Фини не было.
Коллеги, зная, как Ева провела день, старались с ней не сталкиваться, так что она целый час проработала в одиночестве, кипя от раздражения.
Уверенная, что день все равно пропал, Ева тем не менее на всякий случай позвонила Рорку. Не застав его, она не удивилась и даже не особенно расстроилась. Она оставила на его автоответчике сообщение с предложением деловой встречи, чем и закончила свой рабочий день.
Необходимо было расслабиться. Ева приняла решение утопить дурное настроение в дешевом спиртном и посредственной музыке «Синей белки» – ночного клуба, где выступала Мевис. Заведению оставался всего шаг – причем совсем коротенький – до притона. Тусклое освещение, сомнительный контингент, дурное обслуживание…
Но именно это Еве сейчас и требовалось.
На входе ее оглушила музыка. Мевис ухитрялась перекрикивать оркестр, вернее, одного испещренного татуировками юнца за синтезатором.
Отклонив предложение какого-то типа в капюшоне угостить ее в кабинетике для курящих, Ева протолкалась к свободному столику, заказала коктейль «Хохотун» и стала наблюдать за Мевис.
Не так уж плохо, решила она, хотя, разумеется, не слишком хорошо. Впрочем, здешние слушатели – не самая изысканная публика.
Все тело Мевис покрывали разноцветные мазки с преобладанием оранжевых, фиолетовых и – в стратегически важных местечках – изумрудных тонов. Под звон браслетов и цепей она извивалась на маленькой сцене, вознесенная над потной людской массой.
Ева заметила, что у края сцены кочует по рукам маленький запечатанный пакетик. Наркотик!
Как только не пытались покончить с этим злом: объявляли ему войну и легализовали, игнорировали и регулировали – все без толку.
Ей даже не пришло в голову ринуться в толпу и арестовать кого-нибудь. Вместо этого она помахала Мевис рукой.
Вокальная часть композиции завершилась.
Мевис спрыгнула со сцены, рассекла толпу и водрузила свой расписной зад на столик Евы.
– Привет, незнакомка!
– Отличная живопись, Мевис. Кто художник?
– Один знакомый. – Она указала дюймовым ногтем на свою левую ягодицу. – Он называет себя Карузо. Видишь подпись? Я для него ходячая реклама, поэтому ничего не плачу за гардеробчик.
Мевис вытаращила глаза, когда официантка поставила перед Евой высокий узкий стакан с пенистой синеватой жижей.